МёбиуС » 16-11-2008 13:16:40
А теперь остановимся на судьбе полковой святыни подробнее.
Уже в ночь с 29 на 30 августа, сознавая почти неизбежную гибель, командир полка, генерал-майор Малиновский, приказал срезать полотнище знамени и передал его подпоручику Анучину, как молодому, высокому и худому, дабы обмотанное вокруг тела знамя не бросалось бы в глаза. Древко с двуглавым орлом продолжал нести знаменщик.
К рассвету 30 августа с севера и северо-запада начался артиллерийский обстрел. Командир созвал офицеров. Древко было уничтожено, а навершие закопано в землю. Судьба скобы неизвестна. Место было отмечено на карте. Выбрали двух лучших коней, на которых посадили Анучина и призванного из запаса унтер-офицера Васильева, служившего в кадровый период л. гв. в Уланском Его Величества полку и ген. Малиновский приказал им пробираться со знаменем в Россию, а всем остальным Кексгольмцам, разбившись на мелкие группы, пробиваться через окружение.
Отметим, что запас синего шелка, находившийся на древке, был снят и спрятан. Некоторые офицеры взяли по маленькому кусочку полотнища.
=
Всего в Россию пробилось 6 офицеров и около 400 солдат, в числе их была в полном составе пулеметная команда. =
"5 октября", пишет принявший остатки полка в Варшаве ген. Адамович, "один из офицеров, пробившихся из окружения, передал мне крохотный обрывок синего полотнища, взятый им при снятии знамени с древка. Много времени спустя, делопроизводитель по хозяйственной части, состоявший постоянно при обозе, представил мне хранившуюся в канцелярской двуколке синюю, скрученную в трубку длинную полосу шелка, очевидно - оставшуюся на древке при срезывании полотнища и сорванную с древка перед его закапыванием и как-то вывезенную и сохранившуюся".
=
Это были единственные части знамени, вынесенные Кексгольмцами из окружения. =
Что же касается полотнища, то судьба его была другая.
Расставшись с полком на рассвете 30 августа, Анучин и Васильев пустились в путь. Вскоре они попали под ружейный огонь и обе лошади были убиты. Они спешились и стали пробираться среди кустов. С рассветом 31 августа, изнеможенные и голодные, они снова пустились в путь, но, пробираясь в кустах, наткнулись на какой-то патруль.
Васильев встал во весь рост и со словами: " Ваше Высокоблагородие, спасайте знамя, я их задержу ", начал стрелять. Немцы ответили. Васильев успел выпустить одну обойму и упал смертельно раненным. У него из горла хлынула кровь, и Анучин смог расслышать только его последние слова: "Бегите, спасайте знамя". Герой Васильев своей смертью спас знамя, дав возможность Анучину уйти от немецкой заставы. Пригнувшись к земле, то ползком, то на четвереньках, подпоручик скрылся в лабиринте пересекающихся тропинок.
Весь день, до вечера, Анучин, обернутый знаменем под походным мундиром, искал выхода. Казалось, что спасение близко, но он был окружен внезапно налетевшим разъездом и взят в плен. К счастью, немцы его не обыскали...
- Русские военнопленные в Нойденбурге
Трагедия 2-й армии оканчивалась. Пленные отводились в тыл. Вот что пишет бывший полковой адъютант Кексгольмского полка, полковник Янковский о встрече с Анучиным:
"С чувством затаенного беспокойства, каждый из нас осматривал вновь подводимую партию офицеров, страшась найти в ней Анучина. К своему неописуемому ужасу, в одной из них мы увидели и нашего знаменосца. Красноречивый разговор немигающих глаз нам пояснил, что знамя при нем. Картина спасения знамени унтер-офицером Старичковым стала перед нашими глазами. Наш путь еще не кончен, наш долг еще не выполнен. Знамя должно быть спасено и доставлено в Россию. Окружив подпоручика Анучина, мы старались, не привлекая всеобщего внимания, охранять его. В городе Нейсе нам удалось попасть в одну из комнат казарм, где находился и подпоручик Анучин. Потянулись печальные дни нашего заточения".
"Немцы что-то тщательно искали", записывает ген. Адамович. "Ходили слухи, что они искали знамена. Казалось, что при этих условиях сохранившегося чудом у Анучина знамени спасти невозможно. Однажды ночью, когда после обхода стражи все наружно затихло, все "спавшие" офицеры, бесшумно, по одиночке, собрались в комнате командира. В 1926-м году, полковник В. И. Чашинский мне писал: "Прошло уже почти двенадцать лет с той страшной ночи, но все происшедшее стоит у меня перед глазами. Совершалось священнодейственное святотатство. С лицевой стороны знамени был вырезан Лик Спаса Нерукотворенного. Знамя разорвали, расщипали на мелкие куски и сжигали в печи. Оставили один из угловых российских гербов и один большой лоскут, как доказательство сохранения частей нашего знамени. Эти неуничтоженные три части вложили между доской и жестью большой иконы, оказавшейся у отца Константина Введенского, и с этой иконой они были ему переданы на хранение. Когда же отца Константина переводили в другой лагерь (он умер в плену), то он передал эту икону трем нашим полковникам".
"Из опасения раскрытия тайны", продолжает ген. Адамович, "командир приказал, чтобы никто не оставлял у себя ни одной частицы знамени. У некоторых все же, кроме частей знамени, запрятанных в икону, сохранились: большая корона с одного из угловых гербов, герб царства польского с крыла российского герба и наружная кромка с шитой звездой. В последующих частых обысках ни одна часть знамени не попала в руки немцев".
Чувства, волновавшие офицеров при частичном уничтожении знамени, очень живо передает полковник Янковский:
"Приняв решение, командир полка приказал, после вечерней укладки, когда весь лагерь заснет, всем офицерам приступить к работе, выставив к дверям комнаты сторожевых, на обязанности которых было предупредить при приближении немецких дозорных, обходивших все помещения по несколько раз в ночь.
Наступил трагический момент в нашей жизни, когда каждый из нас, с торжественным благоговением прикасаясь к священной материи знамени, разделял его на части, во имя его же спасения. Безмолвно выполняя эту страшную по существу, но необходимую по создавшемуся положению работу, каждый из нас рисовал себе картины первой присяги, первого целования и всегдашнюю торжественность выноса знамени под звуки исторического полкового марша.
Прислушиваясь к малейшему шуму и шороху, при слабом свете огарка Кексгольмцы спешно делали свое дело, превращая части знамени, подлежащие уничтожению, в пушистую волну синего шелка, густо перемешанную с серебром и золотом. Большое присутствие металла в пушистом шелку, делало знамя несгораемым. В слабом пламени печи медленно тлели разрозненные остатки полковой святыни, дабы по дыму из трубы немцы не могли бы обнаружить нашего священнодействия. Многие офицеры, желая принять участие в сохранении знамени, решили оставить и небольшие части его для более наглядного воспроизведения знамени впоследствии. Тяжело было отделять себя от полковой святыни".
Ища знамена, немцы не стеснялись разворачивать иконы. Один такой случай увенчался успехом. В связи с этой новой опасностью, остатки полотнища были вынуты из иконы, двуглавый орел с частью канвы взял на себя полковник Владимир Иосифович Чашинский, икону Нерукотворенного Спаса - полковник Георгий Львович Буланже, а вензель Государя - полковник Владимир Эрнестович Бауер.
Полковник Богданович вспоминает: "Около двух лет я сидел в плену в Крефельде, где находилась главная масса Кексгольмцев, во главе с командиром полка. Старший полковник, полковник Бауер, не снимал с себя шинели ни летом, ни зимой и даже спал в ней. Я его неоднократно спрашивал, особенно летом, почему он мучается в теплой шинели, на что он отвечал мне и всем, что его замучил ревматизм и он спасается только шинелью, а врачам не верит. Потом выяснилось, что Бауер носил зашитым в его шинель полковое знамя".
[b]А теперь остановимся на судьбе полковой святыни подробнее.[/b]
[attachment=2]image003.jpg[/attachment]
Уже в ночь с 29 на 30 августа, сознавая почти неизбежную гибель, командир полка, генерал-майор Малиновский, приказал срезать полотнище знамени и передал его подпоручику Анучину, как молодому, высокому и худому, дабы обмотанное вокруг тела знамя не бросалось бы в глаза. Древко с двуглавым орлом продолжал нести знаменщик.
К рассвету 30 августа с севера и северо-запада начался артиллерийский обстрел. Командир созвал офицеров. Древко было уничтожено, а навершие закопано в землю. Судьба скобы неизвестна. Место было отмечено на карте. Выбрали двух лучших коней, на которых посадили Анучина и призванного из запаса унтер-офицера Васильева, служившего в кадровый период л. гв. в Уланском Его Величества полку и ген. Малиновский приказал им пробираться со знаменем в Россию, а всем остальным Кексгольмцам, разбившись на мелкие группы, пробиваться через окружение.
Отметим, что запас синего шелка, находившийся на древке, был снят и спрятан. Некоторые офицеры взяли по маленькому кусочку полотнища.
= [i]Всего в Россию пробилось 6 офицеров и около 400 солдат, в числе их была в полном составе пулеметная команда.[/i] =
"5 октября", пишет принявший остатки полка в Варшаве ген. Адамович, "один из офицеров, пробившихся из окружения, передал мне крохотный обрывок синего полотнища, взятый им при снятии знамени с древка. Много времени спустя, делопроизводитель по хозяйственной части, состоявший постоянно при обозе, представил мне хранившуюся в канцелярской двуколке синюю, скрученную в трубку длинную полосу шелка, очевидно - оставшуюся на древке при срезывании полотнища и сорванную с древка перед его закапыванием и как-то вывезенную и сохранившуюся".
= [i]Это были единственные части знамени, вынесенные Кексгольмцами из окружения.[/i] =
Что же касается полотнища, то судьба его была другая.
Расставшись с полком на рассвете 30 августа, Анучин и Васильев пустились в путь. Вскоре они попали под ружейный огонь и обе лошади были убиты. Они спешились и стали пробираться среди кустов. С рассветом 31 августа, изнеможенные и голодные, они снова пустились в путь, но, пробираясь в кустах, наткнулись на какой-то патруль.
Васильев встал во весь рост и со словами: " Ваше Высокоблагородие, спасайте знамя, я их задержу ", начал стрелять. Немцы ответили. Васильев успел выпустить одну обойму и упал смертельно раненным. У него из горла хлынула кровь, и Анучин смог расслышать только его последние слова: "Бегите, спасайте знамя". Герой Васильев своей смертью спас знамя, дав возможность Анучину уйти от немецкой заставы. Пригнувшись к земле, то ползком, то на четвереньках, подпоручик скрылся в лабиринте пересекающихся тропинок.
Весь день, до вечера, Анучин, обернутый знаменем под походным мундиром, искал выхода. Казалось, что спасение близко, но он был окружен внезапно налетевшим разъездом и взят в плен. К счастью, немцы его не обыскали...
[attachment=1]Russian prisoners in Neidenburg.jpg[/attachment]
[attachment=0]Russische Gefangene aus der Schlacht bei Hohenstein.jpg[/attachment]
Трагедия 2-й армии оканчивалась. Пленные отводились в тыл. Вот что пишет бывший полковой адъютант Кексгольмского полка, полковник Янковский о встрече с Анучиным:
"С чувством затаенного беспокойства, каждый из нас осматривал вновь подводимую партию офицеров, страшась найти в ней Анучина. К своему неописуемому ужасу, в одной из них мы увидели и нашего знаменосца. Красноречивый разговор немигающих глаз нам пояснил, что знамя при нем. Картина спасения знамени унтер-офицером Старичковым стала перед нашими глазами. Наш путь еще не кончен, наш долг еще не выполнен. Знамя должно быть спасено и доставлено в Россию. Окружив подпоручика Анучина, мы старались, не привлекая всеобщего внимания, охранять его. В городе Нейсе нам удалось попасть в одну из комнат казарм, где находился и подпоручик Анучин. Потянулись печальные дни нашего заточения".
"Немцы что-то тщательно искали", записывает ген. Адамович. "Ходили слухи, что они искали знамена. Казалось, что при этих условиях сохранившегося чудом у Анучина знамени спасти невозможно. Однажды ночью, когда после обхода стражи все наружно затихло, все "спавшие" офицеры, бесшумно, по одиночке, собрались в комнате командира. В 1926-м году, полковник В. И. Чашинский мне писал: "Прошло уже почти двенадцать лет с той страшной ночи, но все происшедшее стоит у меня перед глазами. Совершалось священнодейственное святотатство. С лицевой стороны знамени был вырезан Лик Спаса Нерукотворенного. Знамя разорвали, расщипали на мелкие куски и сжигали в печи. Оставили один из угловых российских гербов и один большой лоскут, как доказательство сохранения частей нашего знамени. Эти неуничтоженные три части вложили между доской и жестью большой иконы, оказавшейся у отца Константина Введенского, и с этой иконой они были ему переданы на хранение. Когда же отца Константина переводили в другой лагерь (он умер в плену), то он передал эту икону трем нашим полковникам".
"Из опасения раскрытия тайны", продолжает ген. Адамович, "командир приказал, чтобы никто не оставлял у себя ни одной частицы знамени. У некоторых все же, кроме частей знамени, запрятанных в икону, сохранились: большая корона с одного из угловых гербов, герб царства польского с крыла российского герба и наружная кромка с шитой звездой. В последующих частых обысках ни одна часть знамени не попала в руки немцев".
Чувства, волновавшие офицеров при частичном уничтожении знамени, очень живо передает полковник Янковский:
"Приняв решение, командир полка приказал, после вечерней укладки, когда весь лагерь заснет, всем офицерам приступить к работе, выставив к дверям комнаты сторожевых, на обязанности которых было предупредить при приближении немецких дозорных, обходивших все помещения по несколько раз в ночь.
Наступил трагический момент в нашей жизни, когда каждый из нас, с торжественным благоговением прикасаясь к священной материи знамени, разделял его на части, во имя его же спасения. Безмолвно выполняя эту страшную по существу, но необходимую по создавшемуся положению работу, каждый из нас рисовал себе картины первой присяги, первого целования и всегдашнюю торжественность выноса знамени под звуки исторического полкового марша.
Прислушиваясь к малейшему шуму и шороху, при слабом свете огарка Кексгольмцы спешно делали свое дело, превращая части знамени, подлежащие уничтожению, в пушистую волну синего шелка, густо перемешанную с серебром и золотом. Большое присутствие металла в пушистом шелку, делало знамя несгораемым. В слабом пламени печи медленно тлели разрозненные остатки полковой святыни, дабы по дыму из трубы немцы не могли бы обнаружить нашего священнодействия. Многие офицеры, желая принять участие в сохранении знамени, решили оставить и небольшие части его для более наглядного воспроизведения знамени впоследствии. Тяжело было отделять себя от полковой святыни".
Ища знамена, немцы не стеснялись разворачивать иконы. Один такой случай увенчался успехом. В связи с этой новой опасностью, остатки полотнища были вынуты из иконы, двуглавый орел с частью канвы взял на себя полковник Владимир Иосифович Чашинский, икону Нерукотворенного Спаса - полковник Георгий Львович Буланже, а вензель Государя - полковник Владимир Эрнестович Бауер.
Полковник Богданович вспоминает: "Около двух лет я сидел в плену в Крефельде, где находилась главная масса Кексгольмцев, во главе с командиром полка. Старший полковник, полковник Бауер, не снимал с себя шинели ни летом, ни зимой и даже спал в ней. Я его неоднократно спрашивал, особенно летом, почему он мучается в теплой шинели, на что он отвечал мне и всем, что его замучил ревматизм и он спасается только шинелью, а врачам не верит. Потом выяснилось, что Бауер носил зашитым в его шинель полковое знамя".